Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Страница 59

Вдруг впереди показался ясный дневной свет. Она бы побежала туда со всех ног, но, к счастью (хотя в тот момент это было не очевидно), одно из «прискорбных исключений» как раз собиралось использовать свою паутину в качестве трамплина, и Дафне пришлось протискиваться мимо с большой осторожностью. И хорошо, потому что конец тропинки сулил действительно огромное количество свежего воздуха, но при заметной нехватке опоры для ног. Там была небольшая площадка, где хватило бы места для двух человек, желающих посидеть и полюбоваться видами, а потом — обрыв до самого низа, к морю. Обрыв, конечно, был не совсем отвесный: упавшему представилась бы возможность пару раз отскочить от скальных уступов.

Дафна воспользовалась случаем несколько раз вдохнуть воздуха без мух. Неплохо было бы в этот момент увидеть парус на горизонте. Просто замечательно с точки зрения развития сюжета, подумала Дафна. Вместо этого она заметила, что часть дня уже прошла. Дафна не очень боялась чужих привидений, но через этот лес ей не хотелось бы идти в сумерках.

А найти путь домой — это, наверное, совсем не сложно. Правда же? Каждый раз, когда тропинка раздваивается, нужно выбирать ту, которая ведёт вниз, вот и всё. Дафна была вынуждена признать, что предыдущая стратегия — выбирать тропу, ведущую вверх, каждый раз (или, по крайней мере, каждый раз, когда её не загораживало особенно злобное «прискорбное исключение») — не сработала. Но в конце концов логика должна была восторжествовать.

В каком-то смысле она и восторжествовала. После очередной развилки Дафна вышла в небольшую долину, лежащую в объятиях гор, и перед ней оказался тот самый камень. Ошибиться было невозможно.

В долине там и сям росли деревья, но жалкие, полуживые. Земля под ними была сплошь покрыта птичьим гуано.

Перед камнем, недалеко от него, на опоре из трёх валунов стояла большая чаша, тоже из какого-то камня. Дафна заглянула в чашу, стыдясь собственного любопытства, поскольку, что греха таить, в такого рода долине такая каменная чаша просто обязана была содержать в себе несколько человеческих черепов. Внутренний голос подсказывал Дафне: зловещая долина плюс полумёртвые деревья плюс зловещий вход в пещеру равно черепа в чаше (или, в крайнем случае, на кольях). Но, даже прислушиваясь к голоску, Дафна чувствовала, что это нечестно по отношению к Мау, Кале и всем прочим. Человеческие черепа никогда не всплывали в повседневных разговорах. Даже — что гораздо важнее — за обедом.

Из чаши поднимался противный запах кислого, липкого демонского питья. Пиво прокисло, но оно явно и с самого начала было не очень хорошее. Ужасно признаваться в таких вещах, но у Дафны в последнее время стало получаться по-настоящему хорошее пиво. Все так говорили. Это дар, сказала Кале — точнее, частично сказала и частично показала жестами, — и девушка, которая так хорошо варит пиво, обязательно найдёт очень хорошего мужа. Будущее замужество Дафны по-прежнему было волнующей темой для обитательниц Женской деревни. Дафне иногда казалось, что она перенеслась в роман Джейн Остин, персонажи которого почему-то очень легко одеты.

Здесь, наверху, было ветрено и холоднее, чем внизу. В таком месте не хочется застревать на ночь.

Ну хорошо. Пора высказать то, с чем она сюда пришла.

Она твёрдой походкой подошла к камню, подбоченилась и начала:

— А ну, слушайте меня! Я всё знаю про предков! У меня у самой куча предков! Один из них был король, а уж более предких предков просто не бывает! Я пришла из-за Мау! Он пытается делать всё сразу, а вы его всё время тираните! Он творит чудеса и чуть не уработался до смерти, а вы ему даже спасибо ни разу не сказали! Разве можно так себя вести?

«А ведь твои предки ведут себя именно так, — сказала её совесть. — Вспомни, как смотрят на тебя их портреты в Длинной галерее. Вспомни, сколько денег выбрасывает твой отец на содержание загородной усадьбы только потому, что её построил его прапрапрапрадедушка. Да, как насчёт твоего отца?»

— Я знаю, что творится с людьми, которыми помыкают! — закричала она ещё громче. — Они в конце концов сами начинают верить, что в них нет ничего хорошего! Пускай они работают так, что засыпают за рабочим столом; всё равно этого всегда мало! Они начинают робеть, дёргаться от малейшего шума, ошибаться, и тогда их ещё больше тиранят, потому что, видите ли, тираны никогда не останавливаются, что бы человек ни делал, и мой о… и тот, кого тиранят, уже готов на что угодно, лишь бы это прекратилось, но это всё равно не прекращается! Я этого не потерплю, слышите? Если вы не исправитесь в кратчайшие сроки, то наживёте себе неприятностей, поняли?

«Я кричу на камень, — подумала она, слушая горное эхо своего голоса. — Чего я жду? Что камень ответит?»

— Меня кто-нибудь слышит? — закричала она и подумала: «А вдруг сейчас кто-нибудь скажет «да»? И уж если на то пошло, что я буду делать, если кто-нибудь скажет «нет»?»

Но ничего не произошло, и это страшно оскорбило Дафну — особенно если учесть, скольких трудов ей стоило сюда добраться.

«Меня только что подчёркнуто игнорировала целая пещера мёртвых стариков».

Кто-то стоял у неё за спиной. И она не слышала, как он подошёл. Но она злилась из-за кучи разных вещей, а теперь — в первую очередь на себя за то, что накричала на камень. И кто бы там ни стоял у неё за спиной, сейчас она ему всё скажет!

— Один из моих предков сражался в войне Алой и Белой розы, — высокомерно продолжала она, не оглядываясь, — и тогда было принято носить белую или красную розу, чтобы показать, на чьей ты стороне, но мой предок очень любил розовые розы сорта Леди Лавиния — кстати сказать, они до сих пор растут у нас в усадьбе. Из-за этого ему пришлось сражаться с обеими сторонами сразу. И он остался в живых, между прочим, потому что все считали, что убить умалишённого — плохая примета. Вот что вам нужно знать о моей семье: мы, может быть, упрямые и глупые, но драться умеем.