Мау дошёл до огромных обломков скалы, лежавших у входа в долину, и остановился.
Здесь что-то вломилось в лес, и это что-то было гораздо большего размера, чем комок птичьего помёта или свинья. Волна не могла такого натворить. Что-то огромное промчалось по лесу. Вдаль уходила полоса сломанных деревьев.
И не только деревьев. Оно оставило за собой сокровища. Камни! Серые круглые, коричневые, чёрные… хорошие твёрдые камни на острове очень ценились, потому что из местной хрупкой скальной породы невозможно было сделать приличные орудия.
Но Мау поборол искушение и не стал собирать камни прямо сейчас, потому что камни не убегают, и к тому же тут был мертвец. Он лежал прямо у тропы, словно неведомая тварь отшвырнула его, и весь был покрыт маленькими красными крабами, которым сегодня выпал удачный день.
Мау никогда не видел таких людей, но слыхал о них. Бледнокожие люди с севера, которые заворачивают ноги в полотно, так что становятся похожи на птиц-дедушек. Они назывались брючниками и были бледные, как привидения. Этот его не испугал — после вчерашнего дня, память о котором с воем рвалась наружу из-за двери, куда Мау их захлопнул и запер. Это был просто мертвец. Мау его не знал. Человек умер, обычное дело.
Мау не знал также, что ему делать с этим мертвецом, особенно потому, что крабы это очень хорошо знали. Он вполголоса произнёс: «Дедушки, что мне делать с брючником?»
Раздался такой звук, словно лес набирал воздуху в грудь, и Дедушки ответили:
— ОН НЕ ВАЖЕН! ВАЖЕН ТОЛЬКО НАРОД!
Это как-то не очень помогло, и Мау оттащил мертвеца с разбитой тропы поглубже в лес, а маленькие красные крабы решительно последовали за ним. Много лет они довольствовались птичьим помётом и полусъеденными фигами. Они словно говорили: «Да, мы с этим мирились, как положено хорошим крабам, но теперь и на нашей улице праздник».
Дальше у тропы лежал ещё один брючник — его тоже уронила неведомая тварь. На этот раз Мау даже не стал задумываться, а просто оттащил его в густой подлесок. Больше он ничего не мог сделать. Он и так в последнее время слишком много ходит по стопам Локахи. Может быть, крабы доставят душу этого человека обратно в мир брючников, но здесь и сейчас Мау приходится думать о другом.
Что-то вышло из моря на той волне, подумал он. Что-то большое. Больше, чем крокодил-парусник, больше военного каноэ, больше… кита? Да, это мог быть большой кит. Почему бы и нет? Волна зашвырнула огромные обломки скал выше деревни, так что и с китом бы запросто справилась. Да, конечно, это был кит — он бился в лесу, ломая огромным хвостом деревья и медленно умирая под собственной тяжестью. Или очень большой морской спрут, или огромная акула.
Мау должен был убедиться. Нужно выяснить точно. Он огляделся и подумал: «Да, но только не в темноте. Не в сумерках». Утром он вернётся сюда с оружием. А до утра тварь, может быть, сдохнет.
Он выбрал пару годных в дело камней из следа, оставленного чудовищем, и сбежал.
А в гуще сломанных, перепутанных деревьев в конце тропы что-то рыдало всю ночь.
Мау проснулся рано. На круглой железной штуке больше не было фруктов, но птица-дедушка с надеждой наблюдала за Мау — вдруг он умер. Когда птица увидела, что Мау зашевелился, она вздохнула и вперевалку зашагала прочь.
«Огонь, — подумал Мау. — Надо развести огонь. А для этого нужно трухлявое дерево». Волна превратила его мешочек с трутом в мокрую кашу, но в горном лесу всегда можно найти трухлявое дерево.
Мау хотел есть, но для этого нужен был огонь. Без огня и копья мужчина — не мужчина, разве не так?
Он положил железную штуку на камень, взятый со следа чудовища, и колотил по ней другим камнем, пока не вышла полоса металла. Она довольно легко гнулась, но была очень острая. Отличное начало. Потом Мау принялся оббивать один камень другим. Он трудился, пока не выдолбил бороздку, чтобы привязать этот камень к палке бумажной лианой. Он также обернул бумажной лианой один конец нового металлического ножа, чтобы получилось что-то вроде рукоятки.
Когда встало солнце, встал и Мау и взял свою новую дубинку и свой новый нож.
Да! Мужчина, может быть, выкинул бы эти жалкие орудия — зато теперь Мау может убивать. А ведь без этого мужчина — не мужчина, правда же?
Птица-дедушка всё ещё наблюдала за Мау с безопасного расстояния, но, увидев выражение его лица, торопливо заковыляла прочь и тяжело поднялась в воздух.
Мау направлялся в горный лес, а солнце пекло всё сильнее. Он стал вспоминать, когда последний раз ел. Он съел манго, но когда это было? Вспоминать было трудно. Остров Мальчиков отдалился и во времени, и в пространстве. Он исчез. Всё исчезло. Народ исчез. Люди, хижины, каноэ — всё стёрто с лица земли. Они остались только у Мау в голове, как сны, спрятанные за серой стеной…
Он попытался остановить эту мысль, но серая стена треснула, и оттуда вырвались весь ужас, вся смерть, вся тьма. Они наполнили голову Мау и с жужжанием полезли наружу, словно рой насекомых. Все зрелища, которые он от себя прятал, все звуки и запахи ползли и рвались из памяти.
И вдруг ему всё стало ясно. Остров, полный людей, не может умереть. А мальчик — может. Да, вот оно что! Теперь всё понятно! Это он умер! А его дух вернулся домой, но не может выглянуть из своего призрачного мира. Он — призрак, да! Его тело осталось на острове Мальчиков! И волны на самом деле не было, это просто Локаха за ним приходил. Всё встало на свои места. Он умер на суше, некому было отпустить его в тёмную воду, и он стал призраком, блуждающей тварью, а люди были повсюду, вокруг него — в стране живых.