Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Страница 30

К оглавлению

30

— Даже ты?

— Да. С этого начинается каждое утро, когда у меня скрипят колени и болит спина. Тогда я проклинаю богов, можешь быть уверен. Но молча. Понимаешь? И спрашиваю их: «Зачем вы послали мне старость?»

— А что они отвечают?

— Они не то чтобы отвечают. Но проходит день, порой на мою долю выпадает немножко пива, и мне кажется, что ответ богов звучит у меня в голове. Я думаю, что они говорят мне: «Потому что эта возможность гораздо приятнее другой».

Он посмотрел на растерянное лицо Мау.

— Потому что быть живым приятнее, чем мёртвым, понимаешь?

— Не верю, — сказал Мау. — То есть я хочу сказать, ты просто слышишь собственные мысли.

— А ты никогда не задумывался, откуда берутся мысли?

— Не думаю, что их нашёптывает демон!

Атаба улыбнулся.

— Посмотрим.

Мау воззрился на старика. Надо держаться гордо. Остров принадлежит ему, Мау. Он должен вести себя как вождь.

— Я собираюсь кое-что предпринять, — важно сказал он. — Это для моего Народа. Если я не вернусь, оставайся здесь. Если останешься, в Женской деревне есть хижины. А если я вернусь, я принесу тебе пива, старик.

— Есть пиво, которое бывает, и пиво, которое не бывает, — заметил жрец. — Я предпочитаю первое.

— Сначала должно появиться молоко, которое бывает, — улыбнулся Мау.

— Принеси его, демонский мальчишка, — сказал Атаба, — и я поверю во что угодно!

Глава 5
Молоко, которое бывает

Мау поспешил наверх, к Женской деревне, и вошёл туда смелее, чем в первый раз. Нельзя было терять время. Солнце клонилось к закату, и в небо уже поднимался призрак луны.

Сперва нужно добыть пива. Это несложно. Женщины делали «мать пива» каждый день, и Мау нашёл чан, тихо пузырящийся на полке. В нём плавали дохлые мухи, но это было не страшно. Он проделал пивную церемонию, спел песенку о четырёх братьях, как того требовало пиво, а потом набрал охапку бананов и свистящего ямса. Бананы и ямс были старые и под-вядшие, в самый раз для свиней.

Народ был богат — у него было четыре трёхногих котла, и два из них находились здесь, в Женской деревне. Мау развёл огонь под одним котлом, вывалил туда бананы и ямс. Добавил немного пива, прокипятил, пока корневища не стали мягкими и мучнистыми, а потом уже ничего не стоило размять всё это в кашу древком копья.

Но всё равно тени уже начали удлиняться, когда Мау продолжил свой путь в лес — с лыковой плетёной сумкой, из которой сочилась пивная каша, в одной руке и небольшим калебасом — в другой. Это был лучший калебас, который ему удалось найти. Кто-то очень тщательно выскреб всю оранжевую мякоть и бережно высушил корку, так что калебас получился лёгким и прочным, безо всяких трещин.

Копьё он прислонил у входа в Женскую деревню и оставил там. Одиночке копьё всё равно не поможет против разозлённой свиньи: кабан перекусит древко пополам или насадит себя на копьё и попрёт дальше напролом — шар живой ярости, который кусается и пронзает врага клыками, не зная, что уже мёртв. А свиньи с поросятами ещё хуже. Так что если пиво не сработает, Мау ждёт верная смерть.

Хоть в чём-то Мау повезло. На тропе валялась старая жирная свиноматка в окружении поросят. Мау увидел свинью самую чуточку раньше, чем она его. Он остановился как вкопанный. Свинья хрюкнула и слегка колыхнула жирным телом. Она словно раздумывала, стоит ли бросаться на пришельца, но готова была атаковать, стоит ему сделать неверный шаг.

Он слепил кашу из сумки в большой ком и бросил в сторону свиньи. Каша ещё не успела удариться о землю, а он уже бежал, ломясь через лес, как испуганный зверь. Через минуту он остановился и прислушался. За спиной раздавалось очень довольное чавканье.

Пришла пора грязной работы. Мау двигался теперь гораздо тише. Он сделал изрядный круг, чтобы зайти обратно на тропу, где лежала свинья. Она пришла туда из большой грязной промоины, вытоптанной свиньями в том месте, где ручей пересекал тропу. Свиньи обожали там валяться. Там было очень грязно. Грязь воняла свиньями, и Мау хорошенько в ней вывалялся, чтобы и от него запахло так же.

Он на цыпочках крался обратно по тропе. С него падали комья склизкой вонючей грязи. Ну что ж, зато от него точно не пахнет человеком. Да уж, наверное, он теперь уже никогда не будет пахнуть по-человечески.

Старая свиноматка вытоптала себе гнездо в подлеске и, довольно храпя, забылась счастливым пьяным сном. Поросята лазили по ней и шумно ссорились.

Мау бросился на землю и пополз. Свинья лежала с закрытыми глазами. Ведь она же не унюхает его за всей этой грязью? Ладно, придётся рискнуть. Поросята толкались, отпихивая друг друга от сосков. А вдруг они догадаются, что он такое? Они так и так визжат не переставая, но вдруг у них есть специальный визг, чтобы натравить на него свинью-мать? Ну что ж, заодно и проверим. Да и удастся ли вообще добыть молоко? Мау в жизни не слыхал, чтобы свиней доили. И это выясним. Очень многое придётся выяснить за такое короткое время. Но он бросит вызов Локахе везде, где тот расправит свои тёмные крылья.

«Да не будет», — пробормотал Мау и скользнул в массу дерущейся, визжащей, шевелящейся свинины.

Дафна подтащила к огню ещё бревно, выпрямилась и уставилась на старика. «Мог бы и он что-нибудь сделать», — подумала она. И одежда кое-какая ему не помешала бы. Но он только сидел у огня и время от времени кивал ей. Он съел больше своей доли запечённой рыбы (Дафна померила рыбу палочкой), а ей, Дафне, пришлось своими руками измельчить часть рыбы в кашу и скормить её неизвестной женщине, которая зато стала выглядеть чуть лучше и хоть немного поела. Она всё так же прижимала к себе ребёнка, а он уже не плакал, и это пугало больше, чем любой плач…

30