Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Страница 38

Она старалась всё запоминать, когда Кале учила её готовить. По-видимому, женщина была уверена, что это очень важно, и Дафна старалась не показать, что она никогда в жизни не готовила. Ещё Дафна узнала, как делать один напиток, поскольку женщина на этом… очень настаивала.

Запах у напитка был как у Демонского Питья, которое вело людей к Гибели. Дафна узнала об этом, когда дворецкий Бигглсуик в один прекрасный день влез в кабинет её отца, чудовищно напился виски и разбудил весь дом своим пением. Бабушка уволила его тут же и не смягчилась, даже когда отец Дафны сказал, что у Бигглсуика сегодня умерла мать. Лакеи выволокли Бигглсуика из дома, отнесли в конюшни и оставили там в соломе, плачущего, и лошади пытались слизывать слёзы у него с лица, потому что лошади любят соль.

Дафне очень нравился Бигглсуик, особенно то, как он ходил — выворачивая носки ног наружу, как будто вот-вот разорвётся пополам. Особенно огорчительно было, что дворецкого уволили из-за неё. Бабушка, стоя на верху лестницы, словно каменная древняя богиня, указала на Дафну (которая с интересом наблюдала с верхней лестничной площадки) и рявкнула на отца:

— Ты так и будешь мириться с тем, что твоё дитя становится свидетелем разврата и порока?

На этом с дворецким было покончено. Дафне было очень жаль, что его уволили, потому что он был очень добрый, и к тому же она почти научилась изображать его походку. Позже, подслушивая с помощью грузового лифта, она узнала, что он «плохо кончил». И всё из-за Демонского Питья.

С другой стороны, ей всегда хотелось узнать, что это за демонское питьё такое, о котором всё время говорит бабушка. Островной вариант демонского питья требовал тщательного приготовления. Сырьём для него служили красные коренья, которые росли в одном из закоулков деревни. Кале очень старательно очистила коренья ножом, а потом так же старательно вымыла руки в пруду, в том месте, где он переполнялся и вода текла дальше в ручеёк. Кале измельчила коренья большим камнем и добавила горсть мелких листьев. Осмотрела чашу и добавила ещё один листок. Налила воды из тыквы, стараясь не расплёскивать, и оставила чашу на полке на день.

На следующее утро в чаше пенилась и шипела неприятного вида жёлтая жидкость.

Дафна полезла понюхать, чтобы выяснить, пахнет ли жидкость так же противно, как выглядит, но Кале осторожно и решительно потянула её обратно, изо всех сил мотая головой.

— Нельзя пить? — спросила Дафна.

— Пить нет!

Кале сняла чашу с полки и поставила посреди хижины. И плюнула в чашу. Столб чего-то вроде пара ударил в тростниковую крышу хижины, и бурлящая смесь в чаше зашипела ещё громче.

Да, подумала заворожённая и шокированная Дафна, это совсем не похоже на бабушкин послеобеденный херес.

И тут Кале запела. Какую-то весёленькую песенку: такие мелодии прицепляются намертво, даже если не знаешь слов. Мотивчик был прыгучий, и становилось ясно, что выкинуть песенку из головы не удастся. Даже зубилом выбить не получится.

Она пела пиву. И пиво слушало. Оно успокаивалось, как встревоженный пёс при звуках голоса хозяина. Шипение стихало, пузыри лопались, а гнусная мутная жидкость светлела.

Кале продолжала петь, отбивая ритм обеими руками. Но руки не просто отбивали ритм: они рисовали в воздухе фигуры, следуя за мелодией. В песне, заклинающей пиво, было множество мелких куплетов, за которыми следовал один и тот же припев, так что Дафна стала подпевать и размахивать руками в такт. Она решила, что Кале этим довольна, потому что та склонилась к ней, не переставая петь, и поставила её пальцы в правильное положение.

Странные маслянистые волны пошли по содержимому чаши, которое с каждым куплетом становилось прозрачнее. Кале внимательно смотрела на него, продолжая петь… а потом замолчала.

Чаша была полна жидкого алмаза. Пиво сверкало, как море. По нему прошла крошечная волна.

Кале зачерпнула пиво раковиной и предложила Дафне, вдохновляюще кивнув.

Ну что ж, отказаться было бы, как говорит бабушка, не комильфо. Не следует забывать о хороших манерах. Отказ может обидеть Кале, а это не годится.

Она попробовала. На вкус оно было как жидкое серебро, и у неё заслезились глаза.

— Для мущ! Мущин! — ухмыльнулась Кале. — Для когда слишком много мущ!

Она легла на спину и очень громко захрапела. Даже Безымянная Женщина улыбнулась.

«Я узнаю новое, — подумала Дафна. — Надеюсь, скоро я узнаю, что именно я узнала».

На следующий день она всё поняла. На языке, составленном из немногих слов и большого количества улыбок, кивков и жестов — некоторые жесты должны были бы шокировать Дафну, только здесь, на солнечном острове, такая реакция была совершенно неуместна, — Кале учила её всему, что нужно, чтобы заполучить мужа.

Дафна знала, что смеяться нельзя, и старалась не смеяться, но она никак не смогла бы объяснить Кале, что у неё есть другой способ найти мужа. Достаточно быть дочерью очень богатого отца, губернатора кучи островов. Кроме того, Дафна была совершенно не уверена, что вообще собирается замуж. У неё сложилось впечатление, что от мужей одни хлопоты. А что до детей, то, поучаствовав в рождении Путеводной Звезды, Дафна решила: если ей когда-нибудь вздумается завести детей, она найдёт где-нибудь готовых.

Но она при всём желании не смогла бы объяснить этого двум молодым матерям. Поэтому она старалась усваивать объяснения Кале и даже позволила Безымянной Женщине заплести ей волосы. Бедняжку это хоть как-то развлекло, а причёска, решила Дафна, получилась даже хорошенькая, хотя и слишком взрослая для тринадцати лет. Бабушка бы не одобрила, хотя, пожалуй, на другой край света даже её остренькие глазки не достанут.