Демонское Питьё тоже смотрело на Дафну — довольно самоуверенно, как ей казалось. «Ну что ж, — словно говорило оно, — удиви-ка меня чем-нибудь».
— Я, кажется, не все слова знаю, — сказала Дафна, и тут до неё дошло, что она только что извинилась перед напитком. Беда, если тебя воспитывали в слишком вежливой семье. Дафна прочистила горло.
— Однажды папа водил меня в мюзик-холл, — сказала она. — Возможно, вам понравится.
Она опять прокашлялась и начала:
Все пойдём на Стрэнд гулять —
Съешь банан!
Жизни лучше не сыскать,
Я вперёд, а вы за мной…
Нет, пожалуй, для напитка это слишком сложно, а банан окончательно всё запутывает. А может быть?.. Она заколебалась и стала мысленно перебирать песни. Неужели всё так просто? Она опять запела, отсчитывая на пальцах.
Ты скажи, барашек наш,
Сколько шерсти ты нам дашь…
Она спела шестнадцать куплетов, не переставая считать. Она пела пиву, пока оно пузырилось, и заметила момент, когда оно вдруг стало чистым и прозрачным, как алмаз. Потом проверила свой вывод, как положено учёному, на другой чаше «матери пива». На этот раз Дафна была чуть больше уверена в себе и чрезвычайно собой довольна. У неё появилась рабочая гипотеза.
— Ты скажи…
Она вдруг замолчала: рядом с ней кто-то очень старался не шуметь. Кале и Безымянная Женщина стояли в дверном проёме и с интересом слушали.
— Мущин! — бодро сказала Кале. В волосах у неё был цветок.
— А… что? — смущённо переспросила Дафна.
— Я пойти видать мой мущ!
Дафна поняла. На этот счёт никаких запретов не было — мужчины не могли входить в Женскую деревню, но женщины вольны были приходить и уходить, как им вздумается.
— Э… очень хорошо, — сказала она.
Вдруг что-то коснулось её волос. Она попыталась отмахнуться и обнаружила, что Безымянная Женщина расплетает ей косички. Дафна хотела остановить её, но наткнулась на предостерегающий взгляд Кале. Безымянная Женщина возвращалась откуда-то, из очень плохого места, и любой признак нормальности следовало поощрять.
Дафна почувствовала, что ей осторожно расплетают косы.
Потом ощутила волну аромата и поняла, что женщина воткнула ей за ухо цветок. Эти цветы росли в Женской деревне повсюду, огромные, свисающие, с розово-фиолетовыми лепестками, и пахли так, что с ног сбивало. Кале по вечерам вплетала их себе в волосы.
Э… спасибо, — сказала Дафна.
Кале осторожно взяла её за руку, и Дафну охватила паника. Что, ей тоже идти на пляж? Но она же почти голая! Под травяной юбкой у неё ничего нет, кроме одной нижней юбки, панталон и пары невыразимых! И ступни у неё голые по самые щиколотки!
Потом случилось что-то очень странное — Дафна так никогда в жизни и не поняла, что это было.
Ей надо идти вниз, на пляж. Это решение проплыло у неё в голове, ясное и определённое. Она решила, что пора идти на пляж. Но она сама не помнила, как она это решила! Ощущение было странное — всё равно что забыть, как обедал. И что-то ещё быстро затихало вдали, словно эхо без голоса: «У всех людей на ногах есть пальцы…»
Мау вынужден был признать, что Мило хорошо готовит. Он отлично запёк рыбу. Когда они вернулись, над лагерем пахло так вкусно, что мужчины чуть не захлебнулись слюной.
На «Милой Джуди» ещё оставалось множество сокровищ. На то, чтобы разобрать её полностью, уйдут месяцы, а может, и годы. Да, теперь у них были инструменты, но людей не хватало; чтобы управиться с брусьями побольше, нужна была дюжина крепких мужчин. Но у них была хижина (даже если её холщовые бока сотрясал ветер), был огонь, а теперь ещё и очаг. И какой очаг! Они перетащили сюда весь камбуз, до последнего кусочка драгоценного металла, кроме большой чёрной печки. Печка могла подождать, потому что у них и так уже было целое состояние — горшки, сковородка, ножи.
«А ведь мы их не сделали, — подумал Мау, пока инструменты передавались по кругу. — Мы умеем строить хорошие каноэ, но мы никогда не смогли бы построить «Милую Джуди»…»
— Что ты делаешь? — спросил он у Мило.
Тот вооружился молотком и железным зубилом и колотил по небольшому сундучку, обнаруженному в развалинах корабля.
— Он заперт на замок, — сказал Мило и показал, что такое замок.
— Значит, там внутри что-то важное? — спросил Мау. — Ещё металл?
— Может быть, золото! — сказал Пилу.
Это тоже потребовало объяснений, и Мау вспомнил блестящий жёлтый металл, окаймлявший странное приглашение призрачной девчонки. Пилу сказал, что брючники любят этот металл едва ли не больше, чем свои брюки, хоть он и слишком мягкий и оттого ни на что полезное не годится. Один маленький кусочек золота стоит больше настоящего хорошего мачете. Это лишний раз доказывает, что все брючники сумасшедшие.
Но, когда замок сломался и крышка откинулась, оказалось, что в сундучке — запах застоявшейся воды и…
— Книги? — спросил Мау.
— Карты, — ответил Пилу.
Он ухватил несколько карт и вытащил из сундучка на всеобщее обозрение.
Атаба расхохотался.
— Что толку от этих штук? — спросил он.
Одну мокрую карту разложили на песке. Рассмотрели её все вместе, но ничего не поняли. Мау покачал головой. Наверное, чтобы понимать эти штуки, нужно быть брючником.
Что они значили? Линии, очертания. Что толку от этих штук?
— Это… картинки, они изображают, как выглядит океан с высоты птичьего полёта, — объяснил Пилу.
— Так что, брючники умеют летать?
— У них есть инструменты, которые им помогают, — неуверенно ответил Пилу. Затем просветлел лицом и продолжил: — Вот как эти.