Мау внимательно смотрел, как Пилу вытаскивает из кучки своей добычи тяжёлую круглую штуку.
— Это называется компас. Если у брючников есть компас и карта, они никогда не заблудятся!
— Разве они не пробуют воду на вкус? Не наблюдают за течениями? Не нюхают ветер? Разве они не знают океан?
— О, они хорошие мореплаватели, — сказал Пилу, — но они плавают в незнакомые им моря. Компас говорит им, где находится дом.
Мау повертел компас в руке и посмотрел, как качается стрелка.
— И ещё говорит, где дом не находится, — сказал он. — У этой стрелки два конца. Она показывает и на незнакомые места. А где мы на их карте?
Он показал на что-то большое, нарисованное на карте. Очевидно, это была суша.
— Нет, это Ближняя Австралия, — сказал Пилу. — Это большая земля. А мы…
Он принялся рыться в мокрых картах и показал на какие-то отметки.
— Вот здесь… наверное…
— Так где же мы? — спросил Мау, напрягая взгляд. — Тут только какие-то линии и закорючки!
— Э… эти закорючки называются цифры, — нервно ответил Пилу. — Они сообщают капитану, какая в этом месте глубина моря. А это называется буквы. Они говорят: «Острова Четвёртой Недели Великого Поста». Так брючники нас называют.
— Нам это говорили на «Джоне Ди», — услужливо подсказал Мило.
— И ещё я прочитал это здесь, на карте, — сказал Пилу и сердито посмотрел на брата.
— Почему они нас так называют? — спросил Мау. — Наши острова называются Рассветными!
— Только не на их языке. Брючники часто путают названия.
— А остров? Какого размера остров Народа? — спросил Мау, всё так же глядя на карту. — Я его не вижу.
Пилу отвернулся и что-то пробормотал.
— Что ты сказал? — переспросил Мау.
— Его нет на карте. Он слишком маленький…
— Маленький? Как это маленький?
— Мау, он прав, — серьёзно сказал Мило. — Мы не хотели тебе говорить. Он маленький. Это маленький остров.
Мау открыл рот — удивлённо и недоверчиво.
— Этого не может быть, — запротестовал он. — Наш остров гораздо больше любого из островов-ветроловов.
— Они ещё меньше, — ответил Пилу, — и таких островов очень много.
— Тысячи, — сказал Мило. — Просто… если уж говорить о больших островах…
— …то этот остров — маленький, — закончил Пилу.
— Но самый лучший, — быстро добавил Мау. — И ни у кого больше не водятся осьминоги-древолазы!
— Совершенно верно, — согласился Пилу.
— Главное, чтобы мы об этом не забывали. Это наш дом, — сказал Мау и встал. Он подтянул брюки.—
— А-а-а! У меня от них всё чешется! Должен сказать, что брючники, наверное, не очень много ходят!
Раздался какой-то звук, и Мау поднял глаза. На него смотрела призрачная девчонка. Во всяком случае, это существо выглядело как призрачная девчонка. У неё за спиной широко ухмылялась Кале и Безымянная Женщина улыбалась своей обычной слабой, отстранённой улыбкой.
Мау посмотрел вниз — на свои брюки, а потом на девочку — на её распущенные длинные волосы и заплетённый в них цветок; а она посмотрела вниз — на свои ступни и пальцы, а потом на Мау — на его брюки, которые были гораздо длиннее ног, так что он стоял как будто в двух гармошках, а капитанская шляпа качалась на его кудрях, как корабль на море. Девочка посмотрела на Кале, но та глядела в небо. Мау посмотрел на Пилу, но тот глядел себе на ноги, хотя плечи его тряслись.
Тогда Мау и призрачная девочка посмотрели друг другу в глаза, и им ничего не оставалось делать, как расхохотаться и хохотать уже до полного изнеможения.
К веселью присоединились все остальные. Даже попугай крикнул: «Покажи нам панталончики!» — и нагадил Атабе на голову.
Но Мило, очень здравомыслящий человек, который случайно оказался лицом к морю, встал, показал пальцем и произнёс: «Паруса».
Шёл тихий дождь, наполняя ночь шуршанием.
«Ещё три каноэ», — подумал Мау, вглядываясь в темноту. Три каноэ пришли вместе, подгоняемые лёгким ветерком.
Теперь на острове были два младенца (и ещё один должен был скоро появиться на свет), одна маленькая девочка, один мальчик, одиннадцать женщин (считая призрачную девчонку), восемь мужчин (не считая Мау, у которого не было души) и три собаки.
Мау соскучился по собакам. Они вносили в жизнь что-то особое, чего не удавалось людям. Сейчас один пёс сидел у ног Мау, в темноте, под тихим дождиком. Ни дождик, ни существа, возможно, обитающие в невидимом сейчас море, не слишком беспокоили пса, но Мау был тёплым телом, бодрствующим в спящем мире, и в любой момент могла возникнуть необходимость поддержать его беготнёй и лаем. Время от времени пёс кидал на Мау обожающие взгляды и громко, гулко сглатывал, что, видимо, означало: «Всё, что прикажешь, господин!»
Больше двадцати человек, думал Мау, а дождь стекал по подбородку, как слёзы. Если придут охотники за черепами, этого недостаточно. Недостаточно, чтобы сражаться, и слишком много, чтобы спрятаться. И уж конечно, вполне хватит на несколько сытных трапез для людоедов…
Охотников за черепами никто никогда не видел. Говорили, что они плавают с острова на остров, но всё это были рассказы с чужих слов. С другой стороны, если кто-то своими глазами видел охотников за черепами, то и они его должны были увидеть…
Воздух немного посерел — не то чтобы свет, скорее призрак света. Свет окрепнет, и солнце выйдет, и, может быть, горизонт почернеет от каноэ, а может быть, и нет.
В голове у Мау было лишь одно светлое воспоминание. Призрачная девчонка — ну и дурацкий у неё вид в травяной юбке! — и он, с ещё более дурацким видом, в брюках, и все хохочут, даже Безымянная Женщина, и всё… хорошо.